Клюб кадетов Катедры

Они ехали и шли молчаливым потоком с запада на восток через Европу, Урал и казахские степи к Байконуру – португальцы, французы, поляки, греки, лихтенштейнцы, монегаски, мужчины, женщины, дети, старики. Они загружались в огромные ракеты, возвышавшиеся горной цепью над бесконечным пространством полигона, и улетали в другую галактику, тщательно заметая за собой следы. С юга к космодрому двигались арабы, африканцы, индусы, китайцы, таиландцы. Население Южной Америки, Австралии и Новой Зеландии улетало с космодрома Куру, а мексиканцы, канадцы и американцы, включая индейцев и эскимосов, – с мыса Канаверал… Земля стремительно пустела…

Случилось это во времена двести тридцать шестой Великой Чеченской Войны. К той эпохе земная цивилизация делилась на всемирное сообщество, объединенное под эгидой Планетарного Совета, и на самобытное образование, именовавшееся Беспорочной Русью. Обитатели Беспорочной Руси с незапамятных времен имели обыкновение возлагать ответственность за собственные неудачи и промахи на ту часть человеческой цивилизации, которая в эпоху первых чеченских войн называлась Западом. А поскольку с тех пор к этой цивилизации присоединилось все человечество, включая первобытные племена Амазонии и даже фанатичных афганских варваров-талибов, эти подозрения распространились на всех, кто не был русийцем.

В предшествовавшие исходу два века подавляющее большинство человечества жило в состоянии перманентного стресса, вызванного комплексом вины перед русийцами за их плохие дороги, за их пристрастие к неумеренному потреблению алкоголя, за их грязные подъезды, за взяточничество их чиновников, за падение национальных нравов, за нечеловеческий абсурд их жэковской бюрократии и даже за их морозные зимы. Члены Планетарного Совета быстро подрывали свое душевное здоровье, безуспешно пытаясь разрешить инфернальную дилемму – инвестиции и кредиты, выделяемые Москве, воспринимались там как очередная попытка закабалить Беспорочную Русь, а отсутствие оных – как намерение удушить ее костлявой рукой голода.

Чаша терпения человечества переполнилась в тот день, когда губернатор одной приволжской сатрапии, отставной обер-генерал Шалманов, обвинил всемирную цивилизацию в кознях против штурм-полковника Буриданова, который непреднамеренно убил чеченского аксакала-долгожителя, заподозренного им в том, что он являлся стрелком тяжелого космолета сепаратистов. "Как истинно русийский офицер, – заявил Шалманов, – штурм-полковник Буриданов не мог допустить, чтобы престарелый человек оставался на ногах во время допроса. Вот он и предложил ему присесть. А если чеченец и помер, так это его наши враги специально подучили".

И когда на срочно созванном заседании Планетарного Совета его Главный Координатор, разрыдавшись, признался, что это именно он оставляет открытыми канализационные люки на полуосвещенных улицах русийских городов и подбивает тамошних жителей употреблять внутрь тормозную жидкость, человечество поняло, что дальнейшее сосуществование с Беспорочной Русью угрожает психическому здоровью всей цивилизации. "Мы не козлы отпущения! Козлы – не мы!" – под этим лозунгом человечество направилось в созвездие Альдебаран с надеждой найти менее склочных соседей…

Колоколамцы, толпившиеся на паперти древней церкви Св. Олигархов Равноудаленных, угрюмо наблюдали за поредевшим людским течением, двигавшимся туда, где на горизонте прочерчивались мгновенные сполохи взлетающих ракет. «Ишь улетают, – слышалось в толпе. – Нашим газом да нефтью вволю попользовались, а там хоть трава не расти…» К вечеру по главной улице Колоколамска пробирались лишь отдельные группы отставших.

Последними шли лица кавказской национальности и местные евреи. При виде уходящих навсегда кавказцев колоколамские милиционеры помрачнели. «Эй, друг, может останешься? – неуверенно окликнул один из них проходящего дагестанца. – Много брать не будем…» – Зачэм? – ответил тот. – На Альдебаран вабче рэгистрация нэт, я что – ишак, чтобы здэс оставатся».

И тут уходивший последним местный сионист Исаак Кацнельсон окончательно поверг колоколамцев в смятение. «А вот что вы будете говорить, граждане, – грустно поинтересовался он, – когда этим летом воды в городских кранах таки опять не будет?» И, не дожидаясь ответа, побежал к горизонту…

Слова Кацнельсона оказались пророческими. После того как огненный хвост последней ракеты исчез в бездонном небе, обитатели Беспорочной Руси еще долго не могли поверить своему счастью. У их ног лежал целый мир, свободный от тлетворного влияния чуждых культур и обычаев, от прозелитизма, от скверны однополярности и половой распущенности. Но вскоре они затосковали. Шли годы, десятилетия, однако качество русийских дорог не улучшалось, спрос на тормозную жидкость не уменьшался, а в кранах не было воды.

На пустынных пляжах Малибу и Майами, на улицах Флоренции и Брюгге, в Версале и Прадо появились удручающие следы пребывания русийцев, чьи дачные участки постепенно превращались в эклектичное собрание решеток из европейских парков, музейных алебард, прекрасно заменявших банальные топоры, и индейских тотемов, служивших огородными пугалами. Но самое ужасное заключалось в том, что во всем этом теперь уже некого было обвинить. Злокозненные соседи канули в Космос, и привычные ссылки на заговор мировой закулисы повисали в воздухе.

Очевидность собственной ответственности становилась для русийцев столь же невыносимой, как синдром похмелья, испытываемый на расстоянии сотен километров от ближайшей винной лавки. Беспорочная Русь близилась к катастрофе. Спасение пришло в последний момент, когда в поисках врагов русийское общество чуть было вновь не разделилось на удельные княжества. А все так благополучно повернулось потому, что один пытливый колоколамец набрел как-то в австралийской пустыне на племя аборигенов, забытое улетевшими землянами. Тут-то всем и стало ясно, кому понадобилось все эти годы Беспорочную Русь спаивать и губить. А ведь как хитро замаскировались, сионисты проклятые.

Борис Туманов,

интернет-версия